давно улетучилась из коридоров Кремля; профессиональная дипломатия была признана лучшей гарантией сохранения мира»[802].

В Англии на выборах в мае 1929 года победу одержали лейбористы. В Москве приход к власти социал-соглашателей большого восторга не вызвал. Молотов на Исполкоме Коминтерна говорил, что в условиях подъема рабочего движения «разоблачение истинного классового лица правительства Макдональда будет происходить быстрее, чем обычно»[803]. Но приход лейбористов открывал возможность восстановления дипотношений, условием чего Лондон сделал признание Москвой долгов царского правительства, претензий по собственности английских граждан и прекращения коммунистической пропаганды в Великобритании. 6 июня Политбюро, напротив, решило: «Не вступать ни в какие переговоры с Англией о долгах, кредитах и пропаганде до фактического восстановления нормальных дипломатических отношений»[804]. Полпред в Париже Довгалев-ский отбыл в Лондон с полномочиями вести переговоры не о порядке обсуждения спорных вопросов, но об их существе. Ему предложили не терять время и приступить к переговорам по существу немедленно. 30 июля Молотов на этот счет информировал Сталина[805].

Генсек 9 августа пояснял Молотову, что принять британское предложение «значит: обескуражить Италию, Германию, Францию и т. д., признавших нас без предварительных условий, и толкнуть их к разрыву с нами; усилить те элементы в Америке, которые не хотят нас признать; оправдать образ действий консерваторов, порвавших с нами»[806]. Бухарин, Рыков, а также Литвинов, возглавивший НКИД после ухода Чичерина (по болезни), предлагали начать переговоры по британским претензиям. Сталин внушает Молотову 21 августа: «Литвинов не прав. Литвинов не хочет понять, что Гендерсон подменил вопрос о процедуре вопросом о разрешении (а не только о переговорах) спорных (всех!) вопросов. Пойти на это — значит зачеркнуть наши завоевания по дипломатической части, вооружить врагов против себя и загнать себя в тупик»[807]. ПБ подтвердило, что «обсуждение материальных вопросов (о долгах и пр.) по существу возможно лишь после восстановления нормальных отношений»[808].

9 сентября Сталин вновь шлет инструкции: «Не Гендерсон теперь опасен, который уже прижат нами к стене, а Литвинов, который Уайзу и прочим мерзавцам верит больше, чем логике вещей… Короче: никаких отступлений от нашей позиции… Мы были бы последними людьми, если бы не сумели ответить этим наглецам коротко и ясно: “ни хера вы не получите”»[809]. 5 ноября без каких-либо уступок Москвы палата общин одобрила восстановление дипотношений с СССР. А весь британский эпизод, помимо прочих, будет использован в полемике с правыми. На ноябрьском пленуме ЦК Молотов скажет:

— При проведении той линии, которая обеспечила нам благоприятный итог в виде англо-советского протокола, нам пришлось вести жесточайшую борьбу против тт. Бухарина и Рыкова. В ряде случаев они скользили в ту сторону, куда тянул Гендерсон, — на предварительное обсуждение спорных вопросов по существу. Политбюро не пошло за ними[810].

Но главный международный кризис 1929 года вновь разворачивался на востоке, теперь — в районе КВЖД. Чан Кайши взял курс на вытеснение иностранного присутствия. С западными державами он предпочел путь переговоров, с Советским Союзом, чьи дипломаты были выдворены еще в 1927 году, язык силы. Были заявлены претензии на КВЖД, тем более что там не было ни советских войск, ни даже железнодорожной охраны. За отказом Москвы последовали высылка советского управляющего Емшанова, аресты советских сотрудников, установление явочным порядком маньчжурского управления над железной дорогой, вооруженные столкновения на границе. Советское правительство после тщетных протестов отозвало весь персонал дороги, прекратило железнодорожную связь с Китаем. МНР и Маньчжурия, где проходила КВЖД, в Москве рассматривались и как «буферные зоны безопасности» СССР, и как мосты к контролируемым КПК советским районам Китая.

18 июля Политбюро постановило: «Послать ноту китайскому правительству, поручив ее редактирование комиссии в составе тт. Рудзутака, Ворошилова, Сталина, Молотова, Карахана, Стомонякова. Организовать по всей стране массовые протесты против насилий китвластей… Передвинуть немедля из Сибири в район Благовещенска одну пехдивизию, а другую дивизию держать в состоянии готовности для возможного в случае необходимости передвижения на Дальвосток»[811]. Посреднические функции выполнял германский посол Дирксен, но мирное разрешение конфликта оказалось невозможным из-за возражений китайской стороны против возвращения Емшанова.

ПБ приняло решение о формировании особой Дальневосточной армии во главе с Блюхером. 11 августа Молотов сообщал Сталину и Ворошилову: «Приказ о Блюхере подан 6 августа. Пока опубликовано краткое сообщение о назначении Блюхера в харьковских газетах. Опубликование в центральных газетах задержали для того, чтобы больше заинтриговать через иностранных корреспондентов заграницу харьковскими сообщениями. Видимость некоей секретности, нам казалось, произведет больший эффект». Сталин пишет на телеграмме: «Следует опубликовать приказ о Блюхере полностью и немедля»[812]. На Восток перебрасывались воинские части.

29 августа Молотов информировал: «Передаю главнейшие пункты сегодняшнего постановления Политбюро о Китае: “Дирксену устно сообщается, без передачи китайскому правительству, что мы готовы назначить нового управляющего и нового помощника управляющего КВЖД, если будет назначен новый председатель КВЖД, и что мы нашу поправку о немедленном назначении управляющего и его помощника понимаем в том смысле, что они назначаются одновременно с подписанием текста совместной декларации… Решено в устном разговоре с Дирксеном выдвинуть предложение о ведении переговоров в Москве, начав их 15 сентября”»[813]. Сталин с раздражением отвечал: «Дело не только и даже не столько в том, чтобы ликвидировать так или иначе “конфликт”. Дело также в том, чтобы своей твердой позицией разоблачить до конца и подорвать авторитет правительства Чан Кайши как правительства лакеев империализма, желающих стать образцом “национальных правительств” колониальных и зависимых стран… Этого не видят Литвинов и Карахан (и еще кое-кто). Но тем хуже для них»[814].

Советское командование располагало информацией о скоплении китайских войск для захвата пограничного Имана (Дальнереченск) с целью перерезать железную дорогу между Хабаровском и Владивостоком. Было принято решение об упреждающей атаке в районе Мишаньфу. Боевые действия начались 17 ноября ударами авиации, за которой последовало наступление 9-й кавбригады комбрига Вайнерха. В результате двухдневной Мишаньфуской операции противник потерял около 1,5 тысячи солдат и офицеров[815]. Нанкин после этого пошел за урегулирование на советских условиях: возвращение к статус-кво до начала конфликта, немедленное освобождение всех российских граждан. Говоря на Президиуме ИККИ о переменах в отношениях с Англией и конфликте на КВЖД, Молотов подчеркивал:

— В обоих случаях СССР, как известно, вышел победителем. Восстановление прерванных отношений с СССР по инициативе великобританского правительства нельзя не считать нашим крупнейшим успехом. Известно, что и конфликт на КВЖД разрешился не в пользу инициаторов провокации на Дальнем Востоке. Китайские помещики и капиталисты и стоящие за их спиной империалистические силы, пытавшиеся захватить КВЖД, получили внушительный урок